Why can't they have gay people in the army? Personally, I think they are just afraid of a thousand guys with M16s going, 'Who'd you call a faggot?' - John Stewart
Название: Старая любовь не ржавеет.
Автор: Liberty_Pride
Бета: Rosalie_Heil
Рейтинг: G
Размер: мини
Предупрежднения: Post 5Х13, Джастин/ OMC (но не беспокойтесь, наши мальчики будут вместе)
Примечание: спасибо большое Rosalie_Heil за проделанную работу
Автор: Liberty_Pride
Бета: Rosalie_Heil
Рейтинг: G
Размер: мини
Предупрежднения: Post 5Х13, Джастин/ OMC (но не беспокойтесь, наши мальчики будут вместе)
Примечание: спасибо большое Rosalie_Heil за проделанную работу
Mon amour,
Я совсем не помню своего отца, мне было два года, когда он умер от лейкемии. Так вот, как-то раз, я, двенадцатилетний мальчик, нуждающийся в мужском воспитании, спросил у мамы: «Почему ты не выйдешь замуж во второй раз?» Она грустно улыбнулась и сказала: «Vieilles amours et vieux tisons s'allument en toutes saisons, mon fiston». «Сынок, старая любовь не ржавеет». Я тогда не понял смысла того, что она сказала. Но через двадцать с лишним лет я, наконец, понял.
Я отчетливо помню тот день, когда влюбился в тебя. Было почему-то тепло, хотя на дворе стоял ноябрь, и, согласись, Нью-Йорк не самое солнечное место на земле. Да, именно это слово, - солнечно. В тот день было как-то нереально солнечно. Хотя спустя несколько самых счастливых месяцев моей жизни, я понимаю, почему в тот день было солнечно. Это было знаком свыше. Знаком того, что я встречу тебя, mon petit chou. Да, звучит глупо и наивно, и как бы сказал твой Брайан,- по-лесбийски. Так о чем это я? Ах, да, наша встреча.
Как бы я не любил Нью-Йорк, его заполненные красивыми людьми улицы (не знаю почему, но именно в Нью-Йорке концентрация красивых людей больше всего), его неповторимый аромат кофе из Старбакса и осенней листвы (осенью в Нью-Йорке пахнет всегда,- и летом, и зимой, и весной) и его никогда не прерывающийся ритм жизни, - я всегда буду скучать по родному. Почему-то, именно в тот солнечный день я, как никогда, скучал по Парижу: по его маленьким улочкам, по Сене и, конечно, по Елисейским полям. Ты всегда называл меня самой большой лейбл-королевой в мире. Каюсь, это правда. Так вот, бродил я бесцельно по улицам Большого Яблока, пока не обнаружил себя стоящим перед стеклянной дверью небольшой картинной галереи. Я решил зайти, и Боги, я благодарю вас за это решение. Внутри было, к моему удивлению, очень просторно. Стены были необычайно белые и как будто бы светились, а посередине незаполненного зала стоял светловолосый ангел, пристально вглядываясь в одну единственную картину, висящую на стене. Это был ты, mon amour.
На картине не было ровным счетом ничего, но в то же время там было все: боль, тоска, нежность, страсть, любовь. Кто-нибудь сказал бы, что это всего лишь желтые и красные линии на темно-синем, почти черном фоне. Но я видел два переплетенных тела. Более яркая, красная линия как будто закрывала собой жёлтую, боясь отпустить. Хотя, думаю, неправильно называть её желтой, вернее света солнца и луны вместе. Да и линиями они не были, скорее, переплетением тысяч линий, завитков, полос, взмахами кисточкой и даже кое-где пальцев. А окружавшая их темнота как будто укрывала их, защищая от внешнего мира. Вот то, что я увидел на этой картине. Возможно, я увидел бы больше, если бы мой взгляд не захватил восхитительный блондин. Ты стоял, не замечая ничего вокруг, а я мог наблюдать за тобой, не вызывая подозрений, так как никого в галерее кроме нас не было. Я стоял, наверное, минут двадцать, рассматривая тебя, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Говорят, что есть три вещи, на которые можно смотреть босконечно: как горит огонь, как течет вода, а вот третья у каждого своя. Думаю, я тогда нашел свою третью «вещь». И это снова ты, душа моя.
В тот самый момент я понял, что влюблен в тебя. Но еще я знал, что это никогда не будет взаимным. Потому что ты тоже нашел свою третью «вещь». И, увы, это была не картина, а человек, запечатленный в ней.
Я так и не осмелился подойти к тебе в тот день. Ты, наверное, даже не заметил меня. Но все же я пошел на открытие выставки и подошел к тебе уже как простой обожатель твоего таланта. Когда я протянул тебе руку, ты улыбнулся так, что мне показалось, будто я жил ради этого мгновения. Не знаю, что помогло мне, мое природное французское обаяние или привлекательная внешность, но, как бы то ни было, я смог заполучить твое внимание в тот день. С тех пор мы стали друзьями. Я помню наши ужины в уютных ресторанчиках, когда за разговорами не замечал, как быстро пролетало время, помню твой уютный диван и рассуждения о ЛеРое, помню походы в местные гей-клубы, когда ты пытался найти мне парня, хотя единственный, о ком я мог думать, был ты. Но лучше всего я помню тот день, когда ты рассказал мне о Нем.
Было уже поздно, и я решил остаться ночевать у тебя, что было не в первый раз. Мы изрядно випили, но не так, чтобы не осознавать своих действий, а чтобы просто в голове гуляла приятная легкость. Помню, как спросил про ту картину. Ты тут же опустил глаза, и я мог поклясться, что увидел слезы, но через секунду ты уже смотрел на меня со своей «солнечной» улыбкой. Ты сказал: «Это тот, кого я люблю». И все так просто. Тот, кого ты любишь. Поверь, я это узнал раньше, мне нужно было узнать его, понять, чем он лучше меня. Ты, скорее всего, догадался, о чем я думал, и начал рассказывать. О том, как вы впервые встретились под уличным фонарем, когда тебе было всего лишь семнадцать лет, о том, как он забрал твою девственность, о том, как он объяснил тебе идеологию «Брайана Кинни», о том, как ты начал преследовать его, о выпускном, о Крисе Хоббсе, о реабилитации, об Итане, о Стоквелле, о раке, о Лос-Анжелесе, о взрыве, о том, что он, наконец, признал, что любит тебя, о свадьбе, которая так и не состоялась, о переезде в Нью-Йорк и о том, что однажды он перестал отвечать на твои звонки и-мэйлы, когда ты понял, что он тебя больше не ждет. Иногда ты плакал, иногда смеялся, а иногда просто улыбался и смотрел куда-то вдаль. Я сидел и слушал каждое слово, умирая от ревности. В тот вечер я понял, что ты любишь его до сих пор и будешь любить до конца своей жизни. Но я был глупцом, причем очень настойчивым.
Еще один день, который навсегда отпечатался в моей памяти, это когда мы в первый раз переспали. Мы, наверное, были очень пьяны, потому что я помню лишь чувства и эмоции, но никаких деталей. Я был счастлив, это точно. Хоть я и абсолютный топ, но в тот день я позволил тебе быть сверху потому, что отлично понимал, что…Что ты никогда не отдашь себя другому мужчине, кроме как Брайану. Я это отлично понимал, но все равно позволил всему этому случиться, потому что, о Боже, я любил, нет, не так, люблю тебя так сильно. Я понимал, что ты никогда не полюбишь меня так, как ты любишь его. И все равно, я позволил этому случиться, и более того, я позволил этому продолжаться. Я любил тебя, а ты позволял мне это делать.
Но чем глубже становились наши отношения (осмелюсь ли я их так назвать?), тем ты все больше погружался в себя, уходил от меня. Больше не было легкости нашей дружбы, все стало слишком сложным. Ты все чаще стал рисовать его (ты же не думал, что я не замечу?), все реже разговаривать со мной, а под конец совсем закрылся в себе. И хоть мы делали вид, что все между нами прекрасно, это было совсем не так. Я это чувствовал, но не мог отпустить тебя.
Как-то раз ко мне в офис пришел красивый мужчина с золотыми глазами. Я узнал его в тот же миг, как увидел. Мы долго стояли и смотрели друг на друга, пока он, наконец, не спросил: «Кто ты?» И я, как нашкодивший мальчишка, начал рассказывать про себя, про тебя, про нашу жизнь, а он все сидел и слушал. Когда я закончил, он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Береги его». А затем просто ушел.
Я никогда не рассказывал тебе об этом, до сегодняшнего дня, потому что…Черт, а что я должен был сказать? Что твой бывший, которого ты до сих пор любишь, тоже любит тебя? Что я видел боль в его глазах, каждый раз я упоминай твое имя? Что я такой трус и эгоист, что не могу опустить тебя, хотя знаю, что ты меня никогда не полюбишь? Может мне стоило все это рассказать, но что сделано ( а скорее не сделано), то сделано.
Но я больше так не могу, душа моя. Я не могу притворяться и делать тебя несчастным в свою угоду. Наверное, я лучший друг, нежели любовник. Поэтому я и поступлю как друг. Любовь моя, я прощаюсь с тобой. Я, наконец, решил вернуться в Париж. Вернуться домой. И думаю, тебе следует сделать то же самое. Только помни, я всегда буду любить тебя.
Навеки твой.
Рядом с письмом лежал билет в Питтсбург. Билет в один конец.
честно говоря я в таком приятном потрясении
вообще редко встречаю вещи от которых потом трудно отойти
это произведение теперь в списке этих произведений
спасибо
reda_79 ну-ну, не надо. А вообще приятно, что смогла из тебя слезу выдавить.